Этот рассказ о попугаях я хотел написать давно. Идея родилась, когда меня после рейса «Ломоносова» как-то попросили рассказать, что было интересного на борту — а получилось из этого вот что.
Было это во времена, когда Советский Союз доживал свои последние годы. Мы уходили в этот рейс в октябре 1987, а вернулись в феврале 1988-го. С тех пор прошло более 30 лет — срок немалый, половина моей жизни, — но эта история остаётся для меня одной из самых интересных за то далёкое время, когда я лет пятнадцать болтался по морям и океанам.
Я долго ждал этого рейса, но моё участие в нём висело на волоске до самого последнего момента – отхода из Севастополя. В который раз в моей жизни всё зависело от получения визы для моряков загранплавания и паспорта моряка, без которых моё участие в рейсе было бы в принципе невозможным. И хотя это тема для отдельного рассказа, скажу сразу, что именно мои настойчивость и умение идти до конца в который раз решили всё: я получил паспорт моряка, мне открыли визу, и за считанные часы (!) до отхода я оказался на борту НИС (научно-исследовательского судна) «Михаил Ломоносов», который стоял тогда у причала Морского вокзала в Севастополе.
Отмечу, что в любом рейсе для моряка важно, сколько планируется заходов в иностранные порты. В нашем рейсе их было пять, а именно: в порт Танжер (Марокко), Лиссабон (столица Португалии), Конакри (столица Гвинеи), Белен (Бразилия) и в Санта-Крус-де-Тенерифе (Испания). Для тех времен это был хороший, насыщенный рейс, а ведь у меня за 12 лет хождений по морям бывали и рейсы, в которых за 180 суток лишь 6 были проведены на суше.
К тому времени, о котором я хочу сейчас рассказать, мы уже прошли, как минимум, треть рейса: позади были Чёрное море, турецкие проливы Босфор и Дарданеллы, вся Средиземка, заход в марокканский Танжер, работа в Северной Атлантике, остановка в Лиссабоне и переход через Центрально-Восточную Атлантику. И вот наш «Ломоносов» пришвартовался в столице Гвинеи – Конакри. Стоянка в этом порту разительно отличалась от наших стоянок в других местах. Главной местной особенностью было то, что в этом порту процветало… воровство. И, надо сказать, от него там мало что спасало. Охраны судна с гвинейской стороны практически не было, поэтому приходилось членам экипажа нести круглосуточные вахты по защите корабля от представителей местного населения, которые всяческими способами пытались проникнуть на него и унести с собой всё, что «плохо лежало».
Но иногда мы, члены экспедиции, были сами заинтересованы в этих визитах местных жителей, которые приносили с собой на продажу или обмен («ченч» на морском жаргоне) различные предметы ручной работы: маски, статуэтки, калебасы (это разрисованные натуральными красками полусферы пустых плодов калебасовых деревьев), фрукты (кокосы, манго и прочие), животных и птиц, в том числе попугаев.
Очень важно было тогда для моряков, сколько иностранной валюты им выдают в качестве зарплаты при посещении иностранных портов. Так вот, иногда эту самую валюту вовсе не выдают, как это было в гвинейском порту. Поэтому народ с обеих сторон занимался ченчем. Конечно, в те времена, когда мы все представляли за рубежом «нашу советскую родину», этот самый ченч был незаконным промыслом, и преследовался всяческими методами. Но что ещё оставалось делать бедным советским морякам: ченчем занимались практически все, и часто другого способа привезти себе и своим родным классные сувениры и подарки из экзотических стран, где нам не выдавали валюту, просто не было.
Именно по этой причине у борта «Ломоносова» открылось настоящее ярмарочное сумасшествие. С одной стороны — местные темнокожие продавцы со своим скарбом, с другой — наши, которые сначала разглядывали этот товар, а потом бежали к себе в каюты или другие помещения на судне и несли оттуда всё, что пользовалось спросом у местного населения: вентиляторы, кипятильники и тому подобное. Должен признаться, что и я тогда не удержался и плюнул на всякие запреты, грозившие мне, если на меня донесут (а тогда это было в порядке вещей), закрытием той самой визы, которая мне обошлась пятью годами ожидания и особыми связями.
Я принёс сначала старый вентилятор, который заранее заготовил для этих целей ещё в Киеве, а затем — кипятильник. И тот, и другой я обменял на две статуэтки в форме прекрасных обнажённых чернокожих красавиц, которые были вырезаны из красного дерева, как утверждали наши «торговые партнёры». Статуэтки были действительно очень тяжёлые, они тонули в воде и, похоже, что местные жители нам действительно не соврали. Кроме этих статуэток, мне тогда удалось привезти из Гвинеи несколько калебасов, очень эффектно смотревшихся в этой экзотической коллекции. Вот так при отсутствии валюты удавалось приобретать за границей интересные диковинки.
В Гвинее некоторые из наших моряков добыли и попугаев. Они назывались «жако» и отличались очень своенравным, даже несколько злым характером по сравнению с бразильскими зелёными попугаями, о которых речь пойдёт дальше. Попугаи жако могли иногда очень сильно поранить своих хозяев – до крови, если их чем-то разозлить.
Когда же мы после захода в Конакри отработали полигон в Гвинейском заливе недалеко от берегов Западной Африки, пересекли Экваториальную Центральную Атлантику и зашли в устье Амазонки в бразильский порт Белен, вот тогда и произошли основные события, о которых я собираюсь рассказать.
К тому времени у нас в экспедиции сложилась компания из трёх человек: Валентина (тоже из научной группы), Сергей (механик из экипажа судна) и я (ваш покорный слуга). Мы часто собирались в каюте у Сергея, где он жил со своим коллегой-механиком, играли вчетвером в преферанс, и это стало у нас традицией – партия преферанса после ужина. Как-то вечером Сергей спросил меня о том, что я собираюсь покупать в Белене.
Узнав о полной моей неопределённости в этом вопросе, он предложил мне интересную сделку: я отдаю ему всю свою валюту, которую получу в порту, а он на наши объединённые деньги купит амазонского зелёного попугая. Затем он продаст попугая перекупщикам в следующем порту Санта-Крус-де-Тенерифе и возвратит мне уже в 3-5 раз больше, чем я вложу в эту сделку. Я раньше уже слышал о подобном виде бизнеса наших моряков, поэтому недолго думал над предложением и практически сразу согласился. Мы втроём обсудили эту идею и решили, что в Белене сразу отправимся на дело.
Однако по приходу в Белен нас ждал неприятный сюрприз: Сергея поставили на вахту именно в первые часы стоянки судна, поэтому он освободился в увольнение только после обеда. А мы уже с утра наблюдали, как по трапу моряки бегом сходили на берег, прежде всего для того, чтобы как можно скорее оказаться на местном базаре. Так оно и получилось, что к тому времени, когда наша троица оказалась на базаре, там не осталось ни одного стоящего попугая. Было только несколько мелких облезлых пернатых, которые явно не стоили внимания.
Мы обошли все ряды с живностью, с грустью убедились, что оказались «в пролёте», и уже было повернули на выход, как вдруг перед нами у самого выхода из базара с мопеда соскочил какой-то молодой парень невысокого роста, крепко сбитый, коренастый, в джинсах и с обнажённым торсом. Светлая футболка у него была перекинута через плечо, а в руках был белого цвета мешок, похоже, что из-под риса. Ему что-то прокричали продавцы, которые были уже в курсе наших безуспешных поисков, поэтому он обратился к нам на португальском с предложением, из которого несложно было понять: он знает, что нам нужны попугаи. Мы тут же обрадовались, все трое активно закивали головами и вплотную придвинулись к нему.
Он раскрыл свой мешок, и оттуда, с самого дна, на нас, склонив голову набок, смотрел одним глазом большой, как нам показалось, просто огромный попугай. Мы, переглянулись между собой, снова яростно закивали головами и попросили продавца еще раз показать свой живой товар. Он снова раскрыл свой мешок, и мы опять увидели в нём склонённую голову большого амазонского попугая, который смотрел на нас одним глазом.
Сергей спросил нас: «Ну, что? Берём?» На что я резонно заметил, что теперь все деньги у него, как и решающий голос. К тому же у него, профессионального моряка, есть опыт таких операций, в отличие от нас, научных сотрудников, мало соображающих в подобных делах.
Сергей ещё раз (уже третий!) заглянул в мешок и, увидев ту же картину, сказал, что сделка состоится. После этого они с парнем довольно быстро сошлись в цене, Сергей передал ему практически все наши деньги и получил мешок с птицей. Продавец удалился в сторону торговых рядов, а мы отправились на «пароход», довольные своим приобретением и этой удачной сделкой.
Когда мы поднялись на борт, первым делом отправились в каюту. Сергей с Валентиной пошли к столу достать из мешка наш трофей. Я даже не успел домыть руки, как услышал крик Вали: «Витя, он – одноглазый!» Я в шоке повернулся и увидел стоящего на столе большого зелёного попугая, который, наклонив голову, смотрел на нас единственным своим глазом. Вместо второго глаза у него было большое бельмо, а рядом с ним — поврежденное оперенье. Видимо, когда этого попугая ловили, ему нанесли увечье, а мы только теперь увидели его последствия. Именно в этот момент до нас дошёл смысл знаменитой поговорки «купить кота в мешке».
Я предложил немедленно вернуться на базар, чтобы по горячим следам найти обманщика-продавца попугаев и восстановить справедливость. Мои друзья сказали, что это бесполезно, но согласились, что попробовать стоит. Я ещё предложил им целый план окружения, но тут они меня не послушались, и, как оказалось, зря. Когда мы появились в торговых рядах все втроём, с мешком и попугаем, аферист бросился бежать и быстро скрылся между базарными рядами.
Вот так мы остались с одноглазым попугаем, поселившемся в специальной клетке в каюте Сергея. Тогда и начался самый интересный «попугайный» период нашей экспедиции.
Как оказалось, по всему пароходу было много кают с попугаями. В клетке наш большой одноглазый «пират» оказался один, а вот в каюте у соседей в клетке было два попугая: один покрупнее, который всегда сидел на жердочке повыше, другой – размером меньше, всегда держался ниже. Было очень интересно наблюдать за ними, особенно во время кормления.
Когда соседи кормили своих попугаев, мы приходили к ним и наблюдали такую картину. Больший по размеру, по-видимому, старший в клетке, попугай, когда подавали еду, сначала только наблюдал и к ней не спускался со своей жердочки. Младший, который был меньше по размеру, и, по-видимому, занимал нижнее место не только в клетке, но и в попугайной иерархии, сначала смотрел на еду, а потом — на большого попугая. Поскольку старший никак не реагировал на происходящее, младший медленно и очень осторожно слезал со своей жердочки, подходил к еде, быстро хватал что-то, глотал и тут-же возвращался на своё место.
Старший, понаблюдав эти действия, делал многозначительную паузу, медленно слезал со своей жердочки, проходя мимо младшего, обязательно клевал его, а тот молча всё терпел, втягивая голову. После этого старший степенно подходил к еде, длительно и с наслаждением ел, периодически сурово поглядывая на младшего. Потом возвращался к себе наверх и снова, проходя мимо младшего, обязательно клевал того. Когда старший возвращался на своё место, младший, ещё некоторое время выжидавший, пока старший отвернётся от него, слезал на дно клетки и доедал оставшееся.
А что-же с нашим «пиратом»? С самого первого дня его хозяин, Сергей, начал с ним постоянно «разговаривать», обзывать его одноглазым и ругать: вот мол сколько мы на тебя потратили валюты, а ты оказался инвалидом, не как все, не красавцем, за которого можно будет выручить при продаже много денег, а наоборот, одноглазым уродом. Надо сказать, что Пират внимательно слушал своего нового хозяина, молча поворачивался к нему своим единственным глазом, слушал и молчал, как будто пытался понять, о чём собственно ему всё время толдычит этот симпатичный молодой человек с чёрной пышной шевелюрой. При этом кормил его новый хозяин отменно: бананами, ананасами, яблоками, орехами, зеленью и прочей разнообразной снедью, которая в изобилии была на борту после отбытия из бразильского порта. И мы с Валентиной тоже приносили Пирату разные вкусности, так что питание у него было отменное.
Тем временем наш «Ломоносов» вышел в море, отработал сначала на Амазонском полигоне, затем последовал в центральную часть Атлантического океана для работ в районе Разлома Зелёного Мыса. И уж только потом планировался переход к Канарским островам и остановка в испанском порту Санта-Крус на острове Тенерифе. По времени это растянулось примерно на месяц. Весь месяц Пирата исправно кормили, ругали его, постоянно «разговаривая» с ним таким образом. А ещё в каюте у Сергея постоянно звучала музыка, благо имелась для этого шикарная по тем временам музыкальная аппаратура: двухкассетный магнитофон «Шарп» с многополосным цветным эквалайзером, куча кассет — от классики до шансона, большой проигрыватель с мощными колонками и целой коллекцией виниловых пластинок с широким репертуаром. Вот наш Пират волей-неволей и слушал каждый день с утра до вечера всю эту музыкальную всячину.
И вот однажды произошёл такой случай. Дело в том, что на борту «Ломоносова» во время работы на станциях, когда судно стояло на месте, на палубе члены экспедиции любили играть… в волейбол. «Как? — скажете вы. — Какая может быть игра в волейбол на корабле, когда вокруг океан? Мяч просто улетит за борт!» А вот и нет! Мяч просто привязывают к одной из стоек, на которых натянута волейбольная сетка, и он никуда не улетает. К слову сказать, даже в морской биллиард играют: фокус состоит в том, что шары для биллиарда не круглые, а формы хоккейной шайбы.
Так вот, вернёмся к волейболу. После очередной игры наш друг Сергей вернулся к себе в каюту и дунул в судейский свисток, хоть это и очень не приветствуется на корабле: говорят, плохая примета. Каким же было его удивление, когда он услышал… повторный свист, один в один по звуку. Когда Сергей оглянулся через плечо, он увидел невозмутимое, единственное око Пирата. Тогда Сергей снова подул в свисток и тут же услышал, как эхо, повтор этого звука.
Вот с этого момента всё и началось. Оказалось, Пират мог воспроизвести практически любые звуки, иногда целые музыкальные фразы. Когда включали музыку, он слушал и «подпевал»: размахивая своей попугайской головой, переминаясь с лапы на лапу, он повторял мелодию и пел очень похоже на оригинал.
И народ валом повалил в каюту Сергея смотреть и слушать «музыкальное чудо». Пирату несли всё, что он так любил есть, — это была своеобразная плата за его концерты, — а тот щедро благодарил своих кормильцев и поражал музыкальным талантом. Все, кто имел попугаев на пароходе, поняли, что у Сергея не просто самый большой «попугай-калека одноглазая», а серьёзная инвестиция в будущее, которая должна обернуться приличным заработком на Канарах. До самого прихода в Санта-Крус все «птичники» завидовали Сергею, продолжали ходить к нему в каюту, подкармливать Пирата и слушать его «песни».
Но прошёл этот месяц работы в океане, и «Ломоносов» зашёл в испанский порт. Снова нам не повезло: Сергея во второй раз по заходу поставили на вахту, и освободился он только после обеда. Мы с Валентиной понимали сами, даже без слов хозяина Пирата, что на местный базар к перекупщикам на птичьем рынке нужно идти с самого утра, но ничего не поделаешь. Мы отправились туда только после обеда, когда все наши конкуренты уже давно вернулись. С грустными лицами (а за этот месяц мы очень привыкли к Пирату, с которым не хотелось расставаться) и всё с тем же мешком мы пошли по направлению к рынку, а потом Сергей отправился за высокий забор сам, а мы с Валентиной остались ждать его за пределами базара.
Вскоре он вернулся с грустным видом: как и ожидалось, Сергею удалось получить за Пирата только ту сумму, которую он заплатил в бразильском порту. Музыкальных талантов попугая-калеки никто не оценил (тот во время сделки всё время молчал), а отсутствие глаза и повреждённое оперенье совсем не располагало перекупщиков много платить. Мы пошли залить своё горе испанским вином, после чего вернулись на пароход.
Ещё два дня мы простояли в Санта-Крусе, а когда уходили из порта, все, кто побывали в районе птичьего рынка, возвращались из города и рассказывали, что наш Пират орал там благим матом в общей клетке, куда его посадили со всеми остальными попугаями и где не кормили, как раньше, на пароходе, от всей души за его музыкальный талант.
Читайте также:
Генетики выяснили причину долголетия попугаев
Какаду придумал 14 танцевальных движений и научился держать ритм
Какаду застукали, когда он срывал с крыши защитные шипы против птиц
Туристическое страхование часто воспринимается как дополнительная трата средств, которой можно избежать. Однако, это ошибочное представление,…
Открытие учетной записи на игровой площадке обычно вознаграждается подарком. Иногда клиенту для этого достаточно завести…
В мире виноделия существует напиток, который завоевал сердца многих гурманов своим уникальным вкусом и ароматом.…
Рынок азартных развлечений в Украине активно развивается, что заметно по регулярному пополнению списка легальных онлайн-казино.…
Туризм ради игры становится всё более популярным среди путешественников по всему миру. Казино уже давно…
Рассказываем о бонусах Vbet. Мы расскажем о разных видах поощрений - как стандартных для всех…